Пестрая бабочка. Боги и не боги - Страница 119

119

— Я понимаю, что, наверное, пожалею об этом, но — почему?

— Я же знаю, кто ты, — пожала я плечами, катая в руке глиняную кружку, которую он наполнил темным сладким вином, на мой вкус слишком крепким, для того, чтоб получать от него удовольствие.

— И?

— И я не хочу закрывать глаза на неприятные стороны. Это все, — я показала на площадь, — теперь кусок и моей жизни.

— Снова твои странные представления об ответственности?

— Вроде того.

— Скажи мне, Крис, ты осознаешь, что там сейчас погибнут несколько человек? И они будут делать это громко и медленно.

— Мы, кажется, пришли сюда именно за этим, нет?

— Я — да. А ты делаешь глупость.

Было самое время поднять руки, останавливая спор.

— Я все равно останусь с тобой, а тебя не настолько волнует мое душевное равновесие, чтобы скрутить меня по рукам и ногам и тащить в комнату.

— Я могу просто заставить тебя это сделать, — негромко проговорил маг.

— Ты не станешь, — покачала я головой.

— Почему же?

— Если бы тебе хотелось контролировать меня через Печать, ты бы уже давно так и поступал. А ты не хочешь. К тому же в подобной мелочи.

— Очень часто я совершенно тебя не понимаю.

— Слушай, — нагнулась я над столом, чуть не опрокинув кружку, — я смотрела, что твои прихвостни творили с теми троими, кто хотел меня убить, помнишь? Я пыталась закрыть тебя от лучей в Форте, боги, да я пошла за тобой в гости к Одержимому Хаосом! Да меня от всего этого трясло! Но теперь мы вместе, у меня вон даже твоя Печать есть. Так что пока смогу, я буду рядом. Смирись.

Бровь Дэвлина поднялась на полсантиметра.

— Я удивлен.

— Чем это?

— Ты первое живое существо, которое говорит мне: «смирись».

Я вздохнула, поборов желание хлопнуть себя рукой по лбу.

— Ну, извини.

Он чуть прищурил глаза.

— Ты что, пытаешься так обо мне… заботиться?

— Ну, да! Реально помочь-то я никак не могу. Хоть так…

— И пока мы ехали, ты специально думала о чем-то…

— Плохом? Да. Специально.

Пару минут Дэвлин смотрел на меня так, будто впервые увидел: что это у него тут рядом такое завелось?

— А могу я узнать причину твоих переживаний?

«Ага, давай, попробуй объяснить ему концепцию ревности», — усмехнулся Шепот.

«Он сарказма-то не понимает, — вздохнул Лусус, — а ты говоришь…»

— Зачем?

— Крис. Временами ты сводишь меня с ума.

Мы снова замолчали, разглядывая друг друга.

— Ну, хорошо, — лицо Дэвлина снова стало ледяным, — уйдешь, как только поймешь, что напрасно сегодня ужинала.

— Ладно, — легко согласилась я.

Толпа загомонила, потом расступилась, и стражники вывели на центр площади трех женщин в изорванных платьях и с распущенными волосами. Их привязали к трем из четырех столбов и сноровисто обложили ноги хворостом и вязанками дров. Толстый мужик в черном балахоне принялся вопить что-то несусветное о ведьмах и мировом зле. Зло же сидело от него буквально в нескольких метрах, откинувшись на спинку деревянного стула, чуть прикрыв глаза, и потягивало вино. Наконец, оно глубоко вздохнуло и чуть улыбнулось.

— Что? — спросила я.

— Люди, — пожал плечами Дэвлин, — жестокость, предвкушение чужой боли и смерти. Не деликатес, но силы восстанавливает отлично.

— Знаешь, кажется те, кто преследовал меня, когда я познакомилась с Николасом, были в таких же балахонах. Как этот.

— Ну что ж, это кое-что объясняет.

— Но как они моги попасть на ту сторону? Мимо Врат?

— Ангел может переносить своих последователей особыми путями. Если они действительно верят.

— Значит, Эрик был прав изначально. Дарсульцы захотели выяснить, какого лешего отсюда полезли какие-то странные жрецы непонятно кого. И послали нас.

— Весьма похоже на то.

Я видела, как расслабляются его пальцы и постепенно исчезает бледность.

— Но тебе, правда — лучше?

— Правда.

— Хорошо, — кивнула я.

Но я кривила душой, все это было — очень плохо.

Я не хочу описывать следующий час, но я досидела до конца, вливая в себя чересчур крепкое вино, и глядя только на Дэвлина. Я была далеко не уверена, что смогу когда-нибудь еще съесть хоть кусок жареного мяса. А еще мне хотелось начать швыряться в толпу огненными шарами, раз уж они так любят пламя. Все вы, надеюсь, будете гореть в Бездне, ублюдки, а жирные — еще и шкварчать.

Но мэтру Куперу очень быстро стало лучше, а я сидела, смотрела на него и понимала, что это для меня — важнее происходящего вокруг кошмара. Наверное, это плохо, но люди на площади, были, в любом случае, еще хуже меня, а уж этого бесноватого клирика я бы сама повесила на какой-нибудь березе. Однако, ужин на сей раз я сохранила внутри своего организма.

— Люди — потрясающе наивны, — проговорил внезапно Дэвлин негромко, будто просто думал вслух, — убивают друг друга во имя светлого божества и тем кормят всех: его — верой, а таких как я — болью. Фанатики, как скот на бойне, только считающий себя отчего-то не едой, а венцом творения. Они думают, что сам принцип дихотомии добра и зла, это борьба двух сторон за души людей, и им не приходит в голову, что все, что нужно обоим сторонам на данном этапе, это чтобы война просто продолжалась. Они верят, что они льют кровь во имя добра — и это нужно одной стороне, но кровь все же льется, так что их мифическое зло — тоже насыщается. И вот я здесь, сижу в центре города, всего насквозь пропитанного силами Эмпиреев, смотрю на эту вакханалию добра… и ужинаю. Тебя не занимают такие парадоксы человеческого восприятия?

119